Редактор отдела расследований «Обозревателя» – о нападении на него и расследовании инцидента и о том, по каким стандартам журналистики работает и что считает цензурой
Анатолий Шарий провел десятки опасных расследований, многие из которых считает эффективными. Каждую его публикацию на эту тему, по словам самого журналиста, внимательно читают в МВД. По нескольким расследованиям Шарий сотрудничает с телепроектом «Особиста справа» («1+1»). Также в его бэкграунде есть опыт, которым он не гордится. К примеру, его именем подписаны статьи, где не выдержаны в полной мере стандарты журналистики. Именно эти публикации вызывают у его коллег сомнения относительно профессионализма и этики Анатолия Шария и являются главным аргументом для оппонентов.
Разведчик по образованию, он осторожно выбирает друзей и коллег для сотрудничества. В своем мнении о Шарие многие исходят из отдельных его статей и памфлетов, а также слухов – например о том, что он очень обеспеченный человек и владелец Porshe Cayene.
Немало журналистов впервые услышали о Шарие после 13 июля, когда неизвестные обстреляли его автомобиль. Провести всестороннее расследование этого инцидента и проинформировать общественность о его результатах призвали КНМП, «Телекритика» и Институт массовой информации, а президент Виктор Янукович поручил Генеральной прокуратуре раскрыть это преступление и обеспечить журналисту безопасность. Действия представителей МВД в рамках расследования редактор «Обозревателя» называет прессингом. Он уверен: сейчас ему особенно необходима поддержка коллег-журналистов, а оппоненты должны забыть о личной неприязни до окончания расследования. «Телекритика» надеется, что в вопросах солидарности Анатолий задумается и о собственной этике, которая делает честь журналисту при любых обстоятельствах.
«Реакции ноль»
– Анатолий, по факту обстрела вашей машины возбуждено уголовное дело по статье 115 (покушение на убийство). Вы по нему проходите как потерпевший. Но, как рассказал Алексей Кутепов, 19 июля после 22:00, что запрещено по закону, в вашей квартире, а также квартире вашей жены был произведен обыск. Опротестовали ли вы эти действия?
– Конечно, обращался к прокурору города Киева, к Мельнику. Это, откровенно, незаконно.
В день проведения обыска меня вызвали в РОВД и пообещали вернуть машину. Взамен следователи Шмерецкий и Бартош отобрали телефон и заявили, что в моей квартире проведут обыск. Позже, часов в 12 ночи, следователь сказал мне: «Наберите свою жену. Сейчас там будут ломать дверь». В ее квартире всё перевернули вверх дном – на глазах у шестимесячного ребенка. Им всё до лампочки: сами же собственный незаконный обыск фиксировали на камеру.
– Отреагировала ли на ваше заявление прокуратура?
– Реакции ноль. В ходе расследования этого дела нарушение моих прав стало нормой. К примеру, для проведения следственных действий три недели назад у меня отобрали мой Nissan Note. Без постановления. Ко мне подошел не знакомый мне в тот момент майор Михаил Бартош и, не представляясь, выдернул ключи. Машину заблокировали на стоянке Соломенского РУГУ. Через сутки, когда меня вызвали на осмотр автомобиля, я обнаружил, что в нем открыта дверь. Во время дождей салон заливает вода: лобовое стекло пробито и сзади всё посечено осколками.
Лишь спустя 14 дней после обстрела следователи начали квартирный обход дома, в котором живет моя жена, чтобы задать вопрос: «Не помните – стояла ли здесь какая-то подозрительная машина две недели назад?». Люди не помнят: они обычно не помнят, что было три дня назад.
А история с потерявшимся таксистом? Напомню, после выстрела я сразу же побежал наверх и заметил такси, водитель которого видел всё это. С его мобилки я вызвал милицию, он помог мне съехать вниз, подсвечивал дорогу и уехал. Затем, когда вернулся, милиция не записала его данных, и он снова уехал. Я напомнил, что с номера таксиста звонил на «102». Но в милиции мне сказали, что у них не отобразился его номер. И только когда я сказал, что у нас с ребятами с «1+1» есть видеозапись с этим человеком, и мы всё равно его найдём, милиция начала искать.
28 июля меня вызвали в УБОП, чтобы перефотографировать эсэмэску жены. И отобрали мобильный телефон «для экспертизы». Я допускал такой вариант, ведь эсэмэс можно перефотографировать и после запроса в МТС, потому пришел в УБОП с другим телефоном. Думаю, милицию интересует моя телефонная книжка и, в частности, мои информаторы в СБУ и МВД. Цель – сделать так, чтобы я не был настолько эффективен в своих расследованиях.
– Давайте вспомним события 13 июля. В изложенной вами версии вы утверждаете: «Когда подъезжал к дому, почувствовал что-то нечистое». О чем именно идет речь?
– Я уже подъехал под дом и остановился во дворе. У меня часто бывает, что я чувствую за собой слежку.
– Интуиция?
– В некоторых случаях интуиция. Но здесь были четкие факты: стояла машина прямо под подъездом, и в ней сидели два человека, которые между собой не разговаривали. В два часа ночи. Поэтому я решил не искушать судьбу и отправил эсэмэс жене, что я поеду покатаюсь.
Кстати, вариантов выезда от моего дома два: на улицу Эрнста и на улицу Радченко. Я всегда езжу по Радченко, но теоретически я мог поехать и по Эрнста. О чем это говорит? О том, что машин было как минимум три: одна стояла под подъездом, одна должна была контролировать улицу Эрнста и третья стояла на Радченко. Я предполагаю, что это была спланированная операция. У меня есть подозрения, что всё это дело рук милиции. При этом хочу подчеркнуть: хотели бы убить – убили бы.
– Связываете ли обстрел машины с инцидентом в «Макдоналдсе»? Ведь, как видно на видео, вы стреляли в спину безоружного человека.
– Однозначно, связываю. Мои адвокаты объединяют два этих дела. На видео момента выстрела не видно, но под ним кое-кто постарался разместить «пояснения». Якобы, выстрел был в спину. В материалах уголовного дела есть вывод медиков. Две раны – одна в бедре, вторая в животе. У человека живот сзади?
– Версию милиции об инсценировке этого инцидента вы назвали самой тупой. Но в вашем бэкграунде столько неоднозначных в отношении журналистских стандартов публикаций, в том числе и с элементами фэнтези… Почему милиция должна вам однозначно верить?
– Милиция мне не должна вообще верить, я ведь отказывался писать опять заявление в милицию и обосновал им четко свое недоверие. Представители МВД говорят: «Немотивированно отказывался!». Как же немотивированно, если есть несколько видеозаписей с моей аргументацией? Я четко пояснил: на протяжении полутора месяцев дважды в неделю я публикую материалы, касающиеся МВД. Последние публикации с обнародованием оперативного видео («Частное МВД?», «МВД отпускает убийц и сажает невиновных?»), которое можно достать только у милиции, касается уже замминистра МВД, министра.
Сотрудники Соломенского РУГУ спросили у меня, кому я считаю нужным поручить расследовать это дело. Я сказал, что в этом случае больше доверяю СБУ. Однако, к сожалению, это дело попадает под юрисдикцию только МВД и оно не может расследоваться СБУ.
В эффективность расследования МВД я не верю. Найти исполнителей в этом деле, когда оно чисто исполнено, когда дураки не оставили кучу отпечатков, плевков на асфальте и тому подобных вещдоков, невозможно. Еще более сложно найти исполнителей, если они связаны с МВД. Как всегда в таких случаях, «кто вызвал милицию, тот неправ».
Я вообще думаю: было ли оставлено ружье на месте обстрела? Откуда оно взялось? Мы с ребятами с «1+1» ходили там часа полтора или два, наверное. Уже светло стало. Там были собаки, были оперативники. Они прочесали всю местность, ничего не нашли. Как только мы уехали, появилось заявление о том, что оружие найдено возле машины. Может, оно в сейфе найдено возле машины?:)
– То есть ни вы, ни съемочная группа «Особистої справи» ружья около машины не видели?
– Нет. Его никто не видел. И у нас это всё зафиксировано на видео. Пусть мы не заметили бы, но собака бы обнаружила, ведь дождя-то не было. А так милиция прочесала всё, и через некоторое время они его вдруг обнаружили. Причем мне об этом долго не сообщали.
– Связываете ли «письмо с патроном» для Алексея Кутепова с обстрелом вашей машины?
– Я думаю, логично это связать, так как промежуток между этими двумя действиями составлял совсем немного времени.
– Кто, по поручению президента, обеспечивает вашу безопасность? Предоставили ли вам личную охрану?
– Охрана была со мной два дня. На третий день я, находясь дома, в 16 часов отправляю эсэмэс одному из охранников, что собираюсь выйти с женой прогуляться и прошу подъехать… У меня эта эсэмэс есть, могу показать. Он мне перезвонил и объяснил, что ехать до нас далеко, а у них уже конец рабочего дня. Так что, оказалось, всё это сложно. К тому же я убежден: кто хочет застрелить, тот застрелит.
– Как руководство «Обозревателя» отреагировало на этот случай? Предлагали ли помощь?
– Руководство «Обозревателя» однозначно стоит на моей стороне: и владелец, и шеф-редактор. У этих людей есть возможность подключения определенного админресурса в данном деле. Но админресурс не включают, потому что это дело настолько прозрачное и понятное, что задействовать определенные рычаги на МВД неправильно. Мы хотим показать, что даже в таком открытом и прозрачном деле МВД сделает всё, чтобы найти 28 левых свидетелей для того, чтобы подтасовать документы, факты, для того, чтоб потерять видео из того же «Макдоналдса», чтобы закрыть неудобного человека. Думаю, что на конечном этапе админресурс будет включен: нельзя человека посадить ни за что. Хотя в Украине – можно.
– Почему шеф-редактор «Обозревателя» Михаил Подоляк на встрече в Межигорье не поднял перед президентом вопрос о вашем преследовании и давлении на вас?
– Я думаю, это лучше спросить у него.
– Ваши коллеги, в частности Алексей Кутепов, Александр Чаленко, а также депутат Елена Бондаренко уверены: движение «Стоп цензуре!» обязано вас защищать. Какова ваша позиция в этом вопросе?
– Если журналист пишет об определенной структуре, мощной, влиятельной – об МВД, а после этого МВД начинает его откровенно мочить, я полагаю, что организация, позиционирующая себя как основная в борьбе с цензурой, должна в ситуацию вмешаться. Да, это мое мнение. Однако там есть некоторые нюансы в виде определенных личностей, которые имеют личную неприязнь к Анатолию Шарию. Мне кажется, что личная неприязнь в этом деле должна быть на пятом месте или на шестом. Когда вопрос решится, успеют еще вспомнить старые обиды. Я не пробиваю головой дверь «Стоп цензуре!» и не ползу к ним на коленях. Но мне кажется, их позиция игнорирования того, что происходит, красноречиво свидетельствует о том, насколько они вообще действенны.
Я знаю о заявлении других организаций по этой ситуации. Но не «Стоп цензуре!». И мне это не понятно. Ни в коем случае не испытываю злости: люди делают то, что они считают нужным. Просто я их не понимаю. Видно ведь невооруженным взглядом, что происходит! При этом когда той же Бондаренко, по-моему, задали вопрос относительно Шария, представитель «Стоп цензуре!» вдруг начал говорить фразами Полищука: мол, мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Напомню, Полищук в один голос с МВД утверждает, что случай в «Макдоналдсе» и последующее «следствие», проведенное за четыре дня, не имеет никакого отношения к моей журналистской деятельности.
А за то, что КНМП, «Телекритика» и ИМИ подписались под таким заявлением, я очень благодарен. Сейчас со стороны МВД наблюдается сумасшедший прессинг. Они меня лишили машины, телефона, и я не знаю, что еще заберут у меня завтра. И конечно, мне нужно вмешательство коллег журналистов. Однозначно.
– Создается впечатление, что в ситуациях, подобных вашему обыску, вы звоните прежде всего журналистам «1+1», пытаясь привлечь как можно больше внимания к данной ситуации.
– Других шансов как-то оградить себя от милицейского беспредела нет. К счастью, я журналист. Был бы работником завода «Красный экскаватор», то заглушили бы, запрессовали и, к сожалению, наша журналистская братия, возможно, не включилась бы в эту ситуацию вообще. Когда происходит освещение незаконных действий МВД, последнее немного нажимает на тормоз. Слегка притормаживают. Как говорит Жан Новосельцев, герои расследований как вампиры. В ночи они действуют безнаказанно. Но стоит свету появиться, сразу прячутся. Они боятся освещения.
Также я звоню коллегам, которые, я уверен, приедут в любое время суток. Точно так же отреагирую и я, если понадобится.
– Не секрет, что после ваших публикаций многие на вас обижены и выражают свою недоброжелательность агрессивно. Тогда, 1 мая, во время инцидента в «Макдоналдсе», не было ли ощущения, что вас хотят спровоцировать на конфликт? Вы же разведчик – почему не ушли оттуда сразу же, как только это стало очевидным?
– Конечно, было такое ощущение. Человек вел себя именно неадекватно. И он отлично знал, в какое место бить. У меня есть определенная запретная зона: моя семья. Он начал бросаться именно на мою жену, которая весит 45 кг, и наблюдал за моей реакцией.
Во-первых, мы пересели через столик от него… Возможно, мы бы ушли. Может быть, просто не успели. Он сказал: «Твой вечер окончен», я ответил, что так не думаю, и он предложил: «На выход».
О том, что идем в «Макдоналдс», я с женой договаривался по телефону. С учетом того, что телефоны у меня слушают, я могу допускать, что кому-то об этом стало известно. Вообще мы туда нечасто ходим – так получилось :). Жена была беременна, не пила колу, не ела пищу из фастфуда. Тут решила оторваться…
– Известно ли, почему после публикации новости об этом инцидентне с Youtube исчезло видео со стрельбой?
– Как оно появилось? Мне позвонил Владимир Полищук и сказал, что у них есть очередной ответ по поводу моих публикаций по ОБНОНу. Возможно, я некорректно ответил, заявив что-то в духе: «Вы получили такого оппонента, которого вы себе не представляете, и никаких ответов ваших клоунских я ставить не буду». Через полчаса после этого разговора на Youtube появляется видео. Хорошо скомпилированное: всё, что происходило в зале, исчезло. Почему? Там ведь три видеокамеры стоит!
20 июля в «Обозревателе» состоялась пресс-конференция, на которой я четко сказал, что если Владимир Полищук или милиция будут продолжать выкладывать видео, то я в свою очередь опубликую видео, на котором персона, похожая на одного человека, занимается определенными вещами с определенной барышней. После пресс-конференции видео из «Макдоналдса» удалили вместе с аккаунтом того, кто его выложил. Я знаю, кто это выложил. Видео из «Макдоналдса» находилось только в материалах уголовного дела.
– После этого инцидента против вас было возбуждено уголовное дело, суд по которому состоится 4 августа. На каком этапе сейчас дело?
– Оно передано в суд. Следователи Шумейко и Мазуров из Шевченковского РУГУ его расследовали в феноменальные сроки – за четыре(!) дня. А ведь речь идет о серьезной статье, и стоит вопрос о семи годах тюремного заключения! 250 страниц этого дела были сразу же подготовлены. Я их увидел в последний день. Бред. Но очные ставки происходили при мне. И очные ставки были мною записаны, хотя следователь запретил нам это делать: потерпевший говорил одно, а следователь писал совсем другое, несмотря на протесты двух моих адвокатов.
«И литератор, и журналист»
– Как вы стали журналистом? По каким источникам изучали теорию и стандарты журналистики?
– На практике: когда начинал писать статьи для «ХайВей», по ходу общался с журналистами, которые мне объясняли, что нужно учитывать две точки зрения, показывали, что не нужно принимать чью-то позицию и т.д.
– Чем, по вашему мнению, сегодня институт журналистики отличается от института литературы?
– В литературе имеешь возможность донести именно свою точку зрения. В общем-то, в журналистике тоже. Но надо быть мягче, потому что я на некоторых примерах своих статей знаю, что донесение своих мыслей – чревато в нашей стране с существующей судебной системой. Журналистика новостная ли, репортаж предполагают четкое донесение фактов. Литература более растянута во времени: через 150 лет после смерти писателя я читаю его произведения, которые не утрачивают актуальности. Я читаю Библию, и мне кажется, что это вполне свежая книга. Потому что мы видим те же пороки и те же проблемы. Если человека убивали дубиной, а теперь – атомной бомбой, то смысл убийства от этого не меняется.
Года два назад люди говорили: «Я не журналист, я – литератор». Ну и пусть, мне нравится быть и литератором, и журналистом. Во всяком случае, ни одной книги моей еще не вышло, поэтому литератором я могу себя назвать с большой натяжкой. Знаете, есть люди, которые по 30 лет рассказывают: «Я писатель, не трогайте меня. Денег нет, но я пишу в стол. Когда-нибудь мой роман выйдет».:) Я не рассказываю.
– Что это значит? Вы читаете Библию как художественное произведение или как набожный человек?
– Я не могу назвать себя набожным человеком, потому что я не знаю, что это такое. Но Библия – моя настольная книга, да.
– Вы окончили Институт разведки при Киевском танковом инженерно-техническом училище. Чем эти навыки помогают в работе?
– Ничем.
– Говорят, вы довольно состоятельный человек и имеете черный Porshe Cayene Turbo. Как вам удалось заработать эти средства, будучи журналистом?
– Я ждал этого вопроса. Когда милиция отняла мой Nissan Note, Вова Петров написал в фейсбуке: «Толя, они ждут, пока ты из кармана достанешь Porshe Cayene». Но я как-то всё из кармана его не достану :). Ездить я мог на любых машинах – и на Ferrari, и на Audi. У меня есть много друзей, у которых есть разные автомобили. О том, что эти машины принадлежат мне, пишут в основном журналисты. Но это ведь несложно через Департамент ГАИ установить, какие машины зарегистрированы на Анатолия Шария…
Что считать состоятельностью? Я не могу себе позволить ежедневно оставлять тысячу гривен во время обеда в ресторане. Но на жизнь мне хватает.
– Интересно… Многим журналистам как раз не хватает. Расскажите, как вам удается хорошо зарабатывать? Может, это начинающим журналистам поможет.
– Ну, в банках миллионных счетов и даже стотысячных у меня нет. Просто нужно хорошо делать свою работу, а не полдня раскладывать пасьянс в компьютере. Я всегда работал много и ночами не спал. Писал статьи днем и ночью, везде, где только можно, не разлучался с ноутбуком даже во время отдыха. Сотрудничал с четырьмя-пятью изданиями одновременно, работал с Москвой с ее жестким дедлайном. Это было на грани помешательства, на самом деле. Помню, висит три-четыре статьи, а меня дергают на передачу к Малахову, и если я туда не успею, они со мной больше работать не будут. Все контакты нарабатывал сам, никаких покровителей у меня никогда не было.
– Статьи у вас знатные. После вашей публикации «Луценко готовят побег?», по отзывам знакомых, на Лукьяновке началась настоящая паника. Дело в том, что в этом районе плохо со стоками и во время дождей или таяния снега горожане нередко наблюдают потопы. Да и вообще, дома там старые, канализация на ладан дышит. Когда люди узнали, что в помещении на Белорусской, 26 к СИЗО готовится подкоп, началась истерика. По утрам по дороге к метро прохожие внимательно вглядывались в лица друг друга, подозревая всех и каждого… Признайтесь, была у вас подспудная цель напугать ЖЭК и предпринимателей с Лукьяновского рынка?
– Эта тема возникла после просьбы моих друзей, чьи родители живут в доме на Белорусской, 26. Люди из неизвестной фирмы захватили там подвал и начали вывозить грунт машинами ? углубляться. По стенам дома пошли трещины, он мог сложиться, как карточный домик.
Мои знакомые начали интересоваться, что происходит. Они вызвали милицию, а милиция приходит и уходит, объясняя, что представители фирмы документов им не показывают. Затем к дому начали подвозить бетон – заливать, что-то укреплять…
Естественно, меня это заинтересовало. Я вышел на эту фирму, и выяснилось, что она связана с мобильными технологиями. А также еще с одной компанией, принадлежащей супруге Юрия Витальевича Луценко. Ну как еще можно было привлечь внимание к проблеме жильцов дома? Да всем плевать – у нас в Киеве даже Мариинский парк могут начать застраивать. Естественно, мы берем версию, которая, в общем-то, логична.
– Не согласна. С той же Дегтяревской копать было бы намного удобнее.
– А вдруг здесь подвал был подходящий для этого? После публикации статьи копать на Белорусской, 26 прекратили. На определенное время наступила передышка. Хотя сейчас, насколько я знаю, там вновь продолжают вести эти работы, дом продолжает трескаться, падает плитка в ваннах и туалетах…
Если суд признает, что в высказывании моей версии, оценочных суждений я был неправ, то я просто принесу свои извинения Юрию Витальевичу Луценко.
– То есть рассмотрение этого дела еще не закончилось?
– Конечно, нет! Они сделали заявление, что уже выиграли. Нет: есть еще апелляция, кассация. На самом деле там претензии предъявляются к отдельным фразам, которые они требуют признать ложью. Например: «Его упитанное тело не смоет вода в канализационное отверстие». Ну разве это ложь?
– Простите, но я не могу понять, что может заставить написать эти слова? Допустим, у вас накопилось много претензий к Луценко как у журналиста и как у гражданина. Но в сущности он такой же человек, как и вы.
– Вы хотите сказать, что его смоет?..
– Я хочу сказать, что если бы меня даже поставили к стенке и сказали: «Напиши эту фразу», я бы предпочла не писать.
– Ну вот рождаются у меня в голове отдельные фразы, которые отлично вписываются в контекст. И в случае с Луценко я не утверждаю, что я прав абсолютно. Ни в коем случае. Если суд признает, что я не прав, я извинюсь перед ним и постараюсь больше не публиковать таких материалов.
Хотя вы правы: нельзя так рубить сплеча. Раньше больше такого было реально в моих публикациях. Ради 1500 комментариев и 150 тысяч просмотров статьи.
– Но есть ведь и другие приемы повышения рейтинга и другие рейтинговые темы… Вспомнить хотя бы публикацию о «Сільпо», из-за которой, кстати, на вас тоже подали в суд.
– Для меня это важная тема. Однажды я купил в «Сільпо» банку детского питания «Нутрилон», жена обнаружила, что оно просрочено на полгода. Не поверил, что такое возможно, позвонил пресс-секретарю «Фоззи групп». Мне посоветовали возвратить товар и потребовать возместить его стоимость. Я приехал в супермаркет с банкой и чеком и пошел к директору. Она мне начала предлагать деньги: «Давайте решим вопрос – две тысячи, две с половиной тысячи». Я ответил, что вопрос жизни моего ребенка – не денежный. После этого они заняли самую лучшую позицию и заявили, что я эту банку не покупал. А как же рядовой покупатель, который купит просроченный товар и сохранит чек? Он ведь не сможет ничего доказать в суде…
«Я не доллар, чтобы всем нравиться»
– Каково ваше участие в подготовке сюжетов «Особистої справи?»
– По ситуации, участвую в съемках, делюсь опытом. Какая разница, кто там на первых, на вторых ролях. Впервые такой тандем телевидения и интернет-СМИ получился – это эффективно для раскрытия преступлений. Найти таких ребят, близких по духу, довольно тяжело сейчас.
– Создается впечатление, что Алексей Кутепов вам очень доверяет. Кто он для вас – друг или коллега?
– Коллега, товарищ по созданию сюжетов. Я не могу сказать так, как он, что я открыт для сотрудничества. Я достаточно придирчиво отношусь к выбору людей, с которыми готов сотрудничать. Потому что были нюансы и есть нюансы. Пока что мне с ним и с командой работать комфортно. Перестанем понимать друг друга – значит, судьба такая. Кстати, после выхода интервью на «Телекритике» я спросил у него: а ты что, статей моих не читал?
– После публикации Алексей Кутепов написал письмо, в котором просил заменить ответ на свой вопрос другим абзацем – о ваших статьях и «чудовий стиль і багату мову». На момент, когда мы его получили, текст стоял на сайте третий день, и внести изменения не представлялось возможным. К тому же во время интервью Алексей немного анализировал ваши публикации, из чего явно следует, что читал.
– Слава Богу. Ведь у меня сначала сложилось двойственное впечатление о нем после пары фраз. А у моих коллег сложилось впечатление, что он от меня отмежевывается. А ведь случалось, мы с Лешей по две недели почти жили в одной машине. Первый человек, которому звоню в сложной ситуации – Леша Кутепов.
– Скажите нам в итоге, что такое профессиональная этика в вашем понимании?
– Я никогда не буду браться за заказуху или за мочилово людей. Я считаю, что деньги – это не всё в профессии: важнее, как ты чувствуешь себя внутри. Я не могу пиарить убийц, воров, отмазывать преступников. Были предложения не писать что-то за какое-то вознаграждение – мне плевать на это вознаграждение. По поводу оценочных суждений в моих публикациях – упорно жму на тормоз. В какой бы мере мне не нравился бы депутат, я уже не допущу в своих публикациях высказываний вроде «подонок». Сегодня меня интересуют только расследования.
– Но сейчас ваши расследования сочетаются с «веселыми» публикациями. Почему читатели должны относиться к этим расследованиям серьезно?
– В МВД отслеживают все мои статьи. Когда я еще общался с пресс-секретарем министра Анатолия Могилева Ириной Шинкаренко, она говорила четко: «Выходит ваша статья, Анатолий, и сразу ложится на стол министра». И я считаю, это самый большой плюс моей работы – то, что к публикациям серьезно относятся именно в МВД.
Я выношу на свет божий факты, о которых известно, в общем-то, всем. О них говорят на кухнях, в узком кругу друзей, за бутылкой пива. Но вынести на свет то же заказное видео оперативного убийства: это серьезный шаг, который заметят сразу. Как же не доверять, когда есть видео, есть факты?
– А репутация тоже есть?
– Ну что я могу с ней сделать? На самом деле, я не доллар, чтобы всем нравиться. Достаточно резок бываю в высказываниях по отношению к коллегам. Это лично моя позиция. Я не считаю, что нежное укладывание журналиста на асфальт является цензурой. Что он там мог снять такого? Цензура, в моем понимании, это когда человек пишет про Налоговую инспекцию, а потом исчезает навсегда. О чем, кстати, очень мало говорят. Этого человека нет, я уверен, что его убили.
– Кого именно вы имеете в виду?
– Я имею в виду на К, этого пацана.
– Из Харькова?
– Ну вот, видите, вы даже не сможете его вспомнить.
– Я помню. Просто в данный момент фамилия вылетела из головы.
– Видите, а пацан занимался серьезными прикладными расследованиями.
– Помимо этого, он сотрудничал с милицией. И сам является выходцем из этой сферы. После его исчезновения появилось столько вопросов…
– Я полагаю, что его нет в живых. Мне кажется, это и есть цензура – прессинг со стороны МВД человека, который писал статьи об МВД по конкретным фактам. Жёсткая мощная цензура с использованием колоссального админресурса в виде богатой влиятельной организации МВД. Правильно говорил Чаленко: будучи политическим журналистом, ты защищен. Будучи социальным журналистом и расследуя дела о наркотиках, проституции, крышевании МВД определенных пороков, ты не защищен. И когда тебя начнут глушить, это не будет считаться цензурой. Кто-то умный скажет: «Мухи отдельно – котлеты отдельно. Этот инцидент не связан с журналистской деятельностью», и живи, как хочешь.
Справка ТК
Анатолий Шарий родился 20 августа 1978 года в Киеве. Публиковался в женских изданиях «Единственная», «Натали», в московских глянцевых журналах. Известен эмоциональными и не всегда корректными публикациями в интернете в рамках сотрудничества с изданиями «ХайВей», From-UA, «Обозреватель» и другими. Пишет рассказы, один из которых, «Как я увидел войну», победил на Международном конкурсе Yousmi Web Journalism Awards’09. В настоящее время свой формат определяет как «исключительно расследования». Утверждает, что является патриотом: «Родственники живут в разных европейских странах, а я себя за границей не вижу ? там всё тихо, мирно. В Киеве вышел на улицу, прошёл два метра, и уже можно начинать расследование».
По материалам “Телекритики”
